Напряженность в отношениях между Соединенными Штатами и Ираном – это история, которая длится десятилетиями. Но недавние заявления из Вашингтона могут означать новый, пусть и очень хрупкий, этап в этой сложной саге. Внезапно прозвучала новость о начале прямых переговоров по иранской ядерной программе. Ставки невероятно высоки, ведь речь идет о потенциальном обладании Тегераном оружием массового уничтожения, что может кардинально изменить баланс сил на Ближнем Востоке и во всем мире. Стоит ли ожидать прорыва, или это лишь очередная глава в затянувшемся противостоянии?
Mandel Ngan/Getty Images
Президент США Дональд Трамп объявил о начале «прямых» переговоров с Ираном. Он сообщил журналистам, что уже в ближайшую субботу планируется встреча с иранскими представителями «высокого уровня». Заявление прозвучало довольно резко: Трамп недвусмысленно дал понять, что если переговоры не увенчаются успехом, Иран столкнется с «большой опасностью». Он подчеркнул, что главная причина такого жесткого подхода – абсолютная недопустимость появления у Тегерана ядерного оружия.
Примечательно, что это заявление было сделано в присутствии израильского премьер-министра Биньямина Нетаньяху, который также находился в Белом доме. Ранее стало известно, что Трамп направил личное письмо верховному лидеру Ирана аятолле Али Хаменеи, предложив начать прямой диалог по ядерной проблеме. Визит Нетаньяху, по информации осведомленных источников, был частично связан с необходимостью согласовать позиции по возможным военным действиям против иранских ядерных объектов, если дипломатические усилия Трампа не принесут результата.
На момент заявления Трампа официального подтверждения от Тегерана о грядущей встрече не поступало. Иранская миссия при ООН также воздержалась от комментариев. Это молчание показательно, учитывая, что ранее Иран скептически относился к идее прямых переговоров с администрацией Трампа. Буквально накануне иранский министр иностранных дел Аббас Аракчи назвал перспективу таких переговоров «бессмысленной». Тегеран предпочитал непрямой диалог и ставил под сомнение подход Трампа, задаваясь вопросом: какой смысл в переговорах, если они сопровождаются угрозами? Со своей стороны, израильские официальные лица выражают обеспокоенность.
Они опасаются, что даже если Иран согласится на переговоры, это может быть лишь тактикой для выигрыша времени, чтобы продвинуться в своей ядерной программе. Кроме того, такие переговоры могут дать Ирану передышку и возможность восстановить силы своих союзников в регионе – таких группировок, как ХАМАС в Газе, Хезболла в Ливане и хуситы в Йемене, которые несут потери от израильских операций.
Подход Трампа к Ирану вызывает острые споры и внутри самих Соединенных Штатов, особенно в среде его сторонников. Администрация президента неоднородна: в ней есть как известные «ястребы», сторонники жесткой линии в отношении Ирана, такие как советник по национальной безопасности Майк Вальц и госсекретарь Марко Рубио, так и фигуры, выступающие против новых военных авантюр США на Ближнем Востоке. Противоречия между этими группами в последнее время стали весьма заметными и публичными, что может повлиять на общий курс американской политики в регионе, включая отношения с Израилем и давление на Иран.
Влиятельные голоса вне правительства, поддерживающие Трампа, также выражают глубокую настороженность по поводу его недавних угроз в адрес Ирана. Например, консервативный комментатор Такер Карлсон в своем посте в социальной сети X предупредил, что сейчас – «худшее время» для военного удара по Ирану. Он назвал подобные действия «самоубийственными» и разрушительными для страны, заявив, что те, кто подталкивает к конфликту, являются врагами, а не союзниками США.
Нынешняя ситуация разворачивается на фоне непростого прошлого. Во время своего первого президентского срока Трамп вывел США из так называемой «иранской ядерной сделки» (Совместного всеобъемлющего плана действий – СВПД). Этот договор ограничивал ядерную активность Тегерана в обмен на снятие международных санкций. Трамп всегда критиковал эту сделку, считая ее недостаточной. Теперь ему предстоит балансировать между попытками новой дипломатии и возможными военными последствиями, если эти попытки провалятся.
Эксперт по Ближнему Востоку Аарон Дэвид Миллер из Фонда Карнеги за международный мир считает, что Трамп хотел бы избежать двух вещей: пересечения Ираном «ядерного порога» во время его правления и крупной военной операции США или Израиля, которая ввергнет регион в хаос. Между тем, Иран продолжает балансировать на грани создания ядерного оружия.
По данным МАГАТЭ (Международного агентства по атомной энергии) на февраль, Иран произвел почти 275 кг урана, обогащенного до 60% – это уже близко к 90%, необходимых для создания оружейных материалов. Американская разведка в своем недавнем отчете отмечала, что верховный лидер Хаменеи пока «не отдал приказа о возобновлении программы создания ядерного оружия», но признавала, что давление на него с целью принять такое решение, вероятно, растет.
Заявление о прямых переговорах – событие значимое, но его реальные перспективы туманны. История американо-иранских отношений – это череда кризисов, недоверия и враждебности, начиная с Исламской революции 1979 года. Десятилетия санкций, взаимных обвинений, поддержки противоборствующих сил в регионе создали глубочайший ров недоверия. На этом фоне любые переговоры, особенно прямые, выглядят как потенциальный прорыв, но и как чрезвычайно рискованное предприятие.
Чего можно ожидать? В лучшем, хотя и маловероятном, сценарии – стороны смогут нащупать точки соприкосновения, возможно, выработать некое новое соглашение, которое устроит и Вашингтон (с его требованием жестких гарантий нераспространения), и Тегеран (с его стремлением к снятию санкций и признанию его региональной роли). Более реалистичный позитивный сценарий – достижение договоренностей о деэскалации, снижение напряженности, возможно, возобновление непрямых консультаций по ядерной программе в рамках какого-то нового формата. Однако велик риск и полного провала.
Если переговоры сорвутся или даже не начнутся (учитывая молчание Тегерана), это может быть воспринято «ястребами» с обеих сторон как подтверждение невозможности дипломатического решения. В таком случае риски прямой военной конфронтации, о которой предупреждал Трамп и к которой, судя по всему, готовится Израиль, могут резко возрасти.
Насколько договороспособен Иран? Это ключевой вопрос. Внутренняя политика Ирана сложна и непрозрачна. Реальная власть сосредоточена в руках верховного лидера аятоллы Хаменеи и консервативного духовенства, а также влиятельного Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Избранные президент и правительство имеют ограниченные полномочия, особенно во внешней политике и вопросах безопасности. В иранском истеблишменте идет борьба между сторонниками жесткой линии, которые видят в США «Большого Сатану» и не готовы ни на какие уступки, и более прагматичными кругами, понимающими губительность международной изоляции для экономики страны.
Любое соглашение потребует одобрения верховного лидера, который известен своим глубоким недоверием к Западу. Кроме того, антиамериканская и антиизраильская риторика – важная часть идеологии Исламской Республики, и отказ от нее ради сделки может быть воспринят как предательство принципов революции. Поэтому пространство для маневра у иранских переговорщиков, если они все же появятся, будет весьма ограниченным.
Важность этих гипотетических переговоров трудно переоценить именно потому, что речь идет о ядерном оружии. Появление еще одной ядерной державы, тем более в таком взрывоопасном регионе, как Ближний Восток, стало бы колоссальным ударом по глобальному режиму нераспространения и могло бы спровоцировать гонку вооружений среди соседей Ирана.
Провал дипломатии и последующий силовой сценарий также чреваты катастрофическими последствиями – полномасштабной войной, гуманитарной катастрофой и хаосом, который затронет весь мир через энергетические рынки и потоки беженцев. Поэтому, несмотря на весь скептицизм и огромные трудности, даже малейший шанс на диалог между Вашингтоном и Тегераном заслуживает самого пристального внимания.
