В истории человечества есть события, которые становятся не просто страницами в учебниках, а открытыми, незаживающими ранами на теле цивилизации. Это точки невозврата, после которых мир уже не может быть прежним. Одно из таких событий произошло в самом сердце Европы, в конце XX века, когда все были уверены, что уроки мировых войн усвоены навсегда. Речь о Сребренице — маленьком боснийском городке, чье имя стало синонимом не только чудовищной жестокости, но и оглушительного провала всего международного сообщества. Эта трагедия — зеркало, в котором отразились все страхи, предрассудки и политическое бессилие, приведшие к настоящему катаклизму европейского самосознания.
Фото из открытых источников
Чтобы понять, как стала возможна резня в Сребренице, нужно вернуться к началу 1990-х. Огромная многонациональная страна — Югославия — трещала по швам. Десятилетиями копившиеся обиды, исторические травмы и политические амбиции вырвались наружу, подогреваемые националистической пропагандой. Босния и Герцеговина оказалась в самом эпицентре этого взрыва. Здесь веками бок о бок жили православные сербы, хорваты-католики и боснийцы-мусульмане. Но то, что раньше было примером мультикультурного соседства, в одночасье превратилось в линию фронта.
Началась жесточайшая война, где вчерашние соседи стали врагами. Боснийские сербы, поддерживаемые Белградом, стремились создать свое государство — Республику Сербскую — и очистить его территорию от «чужаков». Их армия, возглавляемая генералом Ратко Младичем, действовала методично и беспощадно. Одним из анклавов, где пытались спастись тысячи боснийских мусульман, бежавших от этнических чисток, стала Сребреница. Город был переполнен беженцами, люди жили в нечеловеческих условиях, но у них была одна надежда — статус «зоны безопасности» под защитой Организации Объединенных Наций.
В 1993 году Совет Безопасности ООН объявил Сребреницу и несколько других анклавов «зонами безопасности». Это решение должно было стать гуманитарным щитом для мирного населения. В город ввели нидерландский батальон миротворцев — «голубые каски». На бумаге все выглядело надежно: международные силы, флаг ООН, гарантии безопасности. Но на деле это была лишь иллюзия. Мандат миротворцев был крайне ограничен: они могли применять силу только для самообороны. У них не было ни тяжелого вооружения, ни права вести полноценные боевые действия для защиты анклава. Фактически они были наблюдателями, а не защитниками.
Многие эксперты и военные аналитики позже признавали, что сама концепция этих зон была утопичной. Они создавали ложное чувство безопасности у десятков тысяч людей, которые стекались туда в поисках спасения. В то же время эти анклавы были полностью окружены сербскими войсками, отрезаны от снабжения и превращены в настоящие гетто. Голландские солдаты оказались в невозможной ситуации — с одной стороны, на них лежала ответственность за жизни тысяч людей, с другой — у них не было реальных инструментов для выполнения этой миссии. Они оказались заложниками ситуации, такой же, как и беженцы, которых они должны были защищать.

В начале июля 1995 года армия боснийских сербов под командованием Младича начала решающее наступление на Сребреницу. Сопротивление было быстро сломлено. Миротворцы запросили поддержку с воздуха у командования НАТО, но бюрократическая машина работала слишком медленно. Авиаудары были либо запоздалыми, либо неэффективными и быстро прекратились под угрозами сербов начать расстрел пленных голландских солдат. 11 июля войска Младича вошли в город. Тысячи отчаявшихся людей — в основном женщины, дети и старики — бросились искать спасения на базе ООН в соседнем селе Поточари.
То, что произошло дальше, стало одной из самых мрачных страниц современной истории. Генерал Младич лично прибыл на базу и перед телекамерами разыграл спектакль. Он уверял перепуганных беженцев, что им ничего не угрожает, что все будут эвакуированы в целости и сохранности. В это же время его солдаты начали хладнокровно отделять всех мужчин и мальчиков-подростков от их семей. Женщин и детей сажали в автобусы и вывозили на подконтрольную боснийцам территорию. А подростков и мужчин — тех, кому было от 12 до 77 лет — увозили в другом направлении. Их ждала смерть. В течение нескольких следующих дней более восьми тысяч человек были систематически расстреляны и сброшены в братские могилы. Это был не спонтанный акт жестокости в пылу боя. Это была тщательно спланированная операция по уничтожению целой группы населения.

Реакция мира была запоздалой. Сначала шок, потом ужас и, наконец, стыд. Трагедия в Сребренице, произошедшая на глазах у миротворцев ООН, стала символом бессилия и лицемерия международной политики. Бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан позже с горечью признавал, что организация совершила трагические ошибки, а ее философия беспристрастности оказалась губительной в ситуации, где были очевидные жертвы и агрессоры. Все мировое сообщество, по его словам, несет свою долю ответственности за то, что позволило этому случиться.
Но именно этот чудовищный провал породил и нечто важное. Он заставил мир пересмотреть сами основы международного права. Был создан Международный трибунал по бывшей Югославии в Гааге. Впервые после Нюрнберга на скамье подсудимых оказались высокопоставленные политические и военные лидеры, обвиняемые в военных преступлениях, преступлениях против человечности и геноциде. Процессы над Радованом Караджичем и Ратко Младичем длились годами, но в итоге они были признаны виновными и приговорены к пожизненному заключению. Суд официально квалифицировал резню в Сребренице как акт геноцида. Это был важнейший юридический прецедент, который показал, что даже главы государств и генералы не могут избежать ответственности за свои деяния.
Для Европы Сребреница стала политическим катаклизмом. Она разрушила уютную послевоенную иллюзию о том, что на континенте, пережившем Холокост, геноцид «никогда снова» не повторится. Оказалось, что повторится, причем совсем рядом, пока мировые столицы вели бесконечные дебаты и выражали «глубокую озабоченность». Сребреница — это вечное напоминание о том, как тонка грань между цивилизацией и варварством и какой высокой может быть цена политического бездействия. Это шрам, который никогда полностью не заживет, и урок, который человечество не имеет права забывать.